Путь токаря в председатели
Для Владимира Федоровича Зяблова дом, а точнее, регион, который он считал родным, менялся в жизни не единожды. Как говорится, родина по паспорту – Владимирская область. Лесная сторожка в семи километрах от города, где он ребенком пережил войну – первое представление о доме. Потом Шурышкарский район, занесло же, не каждый с первого раза выговорит этот топоним. Наверняка, когда он только сошел с трапа пароходика, причалившего к Горкам, молодой Володя Зяблов и подумать не мог, что на правах хозяина ему придется грудью стоять за свой район, чтобы уберечь экологию и защитить жителей. Последние пятнадцать лет дом Зябловых в Тюмени. Большая светлая квартира, с яркими обоями, выбранными любимой супругой, готова принять многочисленных внуков, дед Володя уже и со счету сбился, сколько их у него. А еще землячество – дом, где он встречается с близкими по духу – своими ямальскими друзьями, но почему-то походы туда называет работой.
В перечне увлечений бывшего руководителя – шахматы, на лоджии всегда стоит незаконченная партия, к которой он возвращается, выдумывая изощренные ходы. А еще – охота и рыбалка, без этого на севере мужик – не мужик. Правда, в Тюмени немного поменялось их смысловое наполнение.
– Вы знаете, ловить на севере нельму и осетра и ловить здесь карася – это две разные вещи. Здесь – для того, чтобы выехать на природу, а там мы ездили для азарта. Ну а как – поймать хорошую нельму, килограмм на пятнадцать… Это очень хорошо, – после небольшой паузы, видимо, представляя эту нельму, сказал Владимир Федорович.
Как Кунават отстояли
– В свое время начали хищнически вырубать кунаватскую тайгу, сначала я не понимал – пацаном был, только начал работать председателем райисполкома. Был такой лесоруб – Сагайдак, ему дали задание Кунават резать, он и пошел. Нас тогда не спрашивали, но мы запретили и все – поставили посты и сказали: «Нет»! В противном случае все могло закончиться катастрофой. Лес был буквально в ста метрах от берега Кунаватки. Остальное – болота, вырубив зону защищающего леса, мы могли погубить Кунават. Много было внутренней борьбы. Но нам удалось отстоять наш Кунават, осталась и Сыня. Это чистая уральская река, туда на нерест заходят стада сырка, пыжьяна, сейчас уже пошел муксун, и по какой-то причине стала сосьвинская селедка заходить.
Сагайдак ко мне приходил снова и когда мы запретили рубку в Кунавате, говорил: «Давай мы последний год там порубим, я тебе пучок леса дам». А пучок леса – это примерно 200 кубов, помножить на 300-400 рублей за куб, по тем временам – это дикие деньги. Короче, предлагалась взятка! Как раз проходила сессия районного совета. Я его туда позвал, заходим в зал, и говорю: «Товарищи, вот господин Сагайдак, предлагает нам…», А там 50 депутатов, плюс приглашенные… Я – председатель райисполкома – ответственное лицо, идти на сделку со своей совестью не собирался.
Родился за три недели до войны
Вспоминая свое военное детство, Владимир Федорович то шутит, то замолкает, и глаза наливаются слезами. Шел последний год войны, женщины косили сено, ребятишки играли в тени берез… Последние немецкие бомбардировщики летали над Владимиром, один спикировал и прошелся очередью по женщинам, детям. Мимо ушей пронеслось железное «тью-тью-тью-тью-тью…» Так пережили бомбежку.
Потом был страшный 47-ой год. Карточная система. 200 грамм хлебы на человека. Чтобы получить этот кусочек, мать ходила в город за семь километров от лесной сторожки. Ходила через день, чтобы принести хотя бы 400 граммов.
– Не было там ни автобусов, ни асфальтов… Грязи по колено и она в резиновых сапогах идет за этими кусочками. Что эти 200 грамм, по энергозатратам – на первый километр только, наверное.
Наконец, наступил декабрь 47-го. Мама вернулась из города, через плечо на одну сторону закинут мешок сахара, с другой стороны мешок с булками хлеба, сколько их было, уж не помню. Мама бросила все это на стол и сказала: – Ешьте, ребята, карточная система отменена. – И упала в обморок. Мы эти куски хлеба ломали, макали в песок и жрали-жрали… Воот. – Перейдя на полушепот, закончил эту историю Владимир Федорович.
Пропавшему без вести отцу
Так и не дождавшись отца с войны, представляя его, рисуя образы, Владимир Зяблов в память о нем написал стихотворение, которое совсем не требует дополнительных пояснений.
Мне было ровно три недели,
Когда в наш общий дом пришла беда.
Тебя в шинель солдатскую одели
И ты ушел из дома навсегда.
Я так и жил любви отца не знавши,
Но в сердце верил – помнишь обо мне…
И вдруг бумага – без вести пропавший,
И слезы мамы – слезы о войне.
И лишь потом, на выходе из детства
Мы твой последний проследили путь:
Погиб из плена при попытке к бегству,
Что ж, батя, видно смерть не обмануть…»
– А потом было вот что. Я не многим это рассказываю, да и переболело уже… Мне рассказали, что на фактории Хэ, на самом Крайнем Севере живет Зяблов Федор Данилович – один в один мой отец. Кто видел, говорил: – Володя, ты просто его копия.
У меня тогда было сколько угодно возможностей слетать в эту Хэ. Что меня остановило – не знаю. Сколько раз меня подвигали на это дело. Потом пришло известие, что он умер, я не стал делать никаких запросов. До сих пор не знаю почему. А вдруг…? что тогда…? А мама умерла… она 11 лет пролежала в постели обезноженная. Эти походы зимой и весной за 7 километров в чем… – чуть не в лаптях за куском хлеба сгубили ее.
Выбрал постоянное место работы и попал в точку
После армии душа просила подвигов. С другом решились – Тихоокеанская китобойная флотилия – то, что надо, даже с работы уволились. Но с Охотска пришел отказ от набора рабочей силы, так Володя лишился надежды на героическое будущее и потерял работу токаря 5 разряда. Решил вербоваться на Ямал.
– Мне предложили сезонный промысел в Обской губе, или постоянное место в Шурышкарском районе. Я думаю: «Половлю я рыбу два месяца, а дальше куда?» И решил – в район. Считаю, что попал в точку. Сначала был грузчиком, все так работали. Тогда что завез, то и покушал. Помню, как таскал 100-килограмовые мешки сахара, стекло – 150 килограммов запечатанные в дерево. Одну такую упаковку в полтора центнера мне на спину погрузили, а там сучок впился мне прямо в седьмой позвонок, а нести метров 20 – дотащил.
После северного завоза Володя Зяблов стал бригадиром по рыбодобыче и охотпромыслу, принимал шкурки, которые потом шли на аукцион. Отбор должен был быть таким, чтоб ни одной не вернули обратно, ну и штраф чтоб не приписали. Так вот не возвращали.
– Песец был большой редкостью. Однажды охотник принес песца. А шкурка оценивалась так: лапки нет – 10% брака. А он в капкан попался лапами. Конечно, охотнику пришлось их срезать. Я посмотрел. Белизна полярного снега – ничто по сравнению с этим мехом. Дунешь, пушинка к пушинке. Я оценил эту шкурку наивысшим сортом – без брака, хотя, пришлось срезать все четыре лапы. В Вологду написал: «Прошу подписать наивысшим сортом», пришло подтверждение: «Приняли – без дефектов».
За свою Лариску мог и морду начистить
– Свою Ларису я встретил в июле 64-го, она с братом возвращалась с рыбалки со связкой щурогайки и котелком в закатанных трико и майке. А я стоял на пригорке возле общежития с шахматной доской подмышкой.
– Когда меня увидел, он почему-то остолбенел, – продолжила Лариса Ивановна. Я бросила на него взгляд и подумала: «Чудак какой-то с шахматами».
– В этот же день мы увиделись на танцах, я ее проводил, мы стали встречаться.
– Она, наверное, была самая красивая в Шурышкарском районе?
– По-моему, она была самая красивая в округе. Они ездили по всей России по конкурсам, она играла в окружном ансамбле скрипачей. Они в Кремлевском дворце съездов выступали.
– А как удалось очаровать такую непростую девушку?
– Очень непростую… Просто она тогда пацанкой была и не знала что такое первый, второй третий. А я полюбил ее и все.
Сразу после училища Лариску послали в Овгорт учитилкой. Я решил к ней съездить. Приехал, встречает меня паренек, спрашивает:
– К кому приехал?
– К Лариске.
– Ты имей в виду, я ее закорешил, – до сих пор это слово помню.
– Ну пойдем тогда поговорим, – вышли из поселка.
– А чего делать будем?
– Бить тебя буду! – И тут у парня потекло из всех дырок. Видно, что никакой, еще бы он мою Лариску закорешил, конечно, я его бить не стал. Вот такая у нас веселая юность и счастливая старость.
В конце августа 2015 года Зябловы отпраздновали золотую свадьбу. Как жилось в браке полвека, рассказала Лариса Ивановна:
– Всяко было. Не раз я была жертвой провокаций. Были анонимные письма, звонки, о том, что он с женщиной, а я знала, что это не так. Я ему доверяла, потому что мы привыкли, глядя друг другу в глаза говорить правду. У меня очень хорошая интуиция, я чувствую малейшую фальшь, видимо, Володя это очень рано почувствовал и понял, что врать нет смысла. А наговоры эти были, я думаю, для подрыва его авторитета, слишком долго засиделся. Появились политические противники, это же 90-е годы были. Он более 13 лет руководил Шурышкарским районом. Кто еще столько лет был на таком посту, да пожалуй, он один.
Он большим уважением у простых людей всегда пользовался, поэтому его всегда простые люди поддерживали. Для него не было деления по рангам, он одинаково слушал и многодетную мать и директора школы и, конечно, старался помочь. Вот такой он – от земли, – заключила Лариса Ивановна Зяблова.